В Евангелие есть притча о талантах. Суть ее в том, что Господь дает кому-то один (когда-то денежная единица) талант, кому два, а кому десять. Приходит время, и человек должен дать ответ, как он ими распорядился. Кто-то в землю зарыл, другой спрятал, а третий сумел все десять правильно вложить и получить прибыль.
Вот уже девять дней, как закончилась твоя земная жизнь. И одним из вопросов, который скоро, наверное, зададут тебе, будет вопрос о тех самых десяти талантах..
И соврать нельзя, приукрасить. И не скажешь, что вот так собрал в корзиночку все денежки, да и пристроил в хорошенькое дельце к добрым людям, и проценты получил, и капало помаленечку. Жил припеваючи, не жадничал и не прятал. И так все складно получается.
Но что-то скребет душу. И как на исповеди в Храме, в последний раз захочется стать на колени и рассказать всю правду о своей грешной и такой нескладной жизни. О том, что талант сначала был всего один. Да и проявлял он себя как-то странно.
Ох, простите… Да, к лицедейству. Маяты с ним было. То старших передразнишь, то такое на уроке сотворишь, что в школу уже можно не приходить. Но не было в этих проступках и тени злого умысла, а было пусть и не вполне осознанное, но непреодолимое желание посвятить всю свою жизнь сцене.
Это сложно объяснить, но какими словами передать то радостное и щемящее чувство, когда ты понимаешь, что зал вместе с тобой смеется, радуется, грустит и даже плачет?!
— Что, простите!? Конечно, употреблял… Затрудняюсь. Подсчету не поддается. Пионервожатые?! Это лучшее из воспоминаний… Я хотел сказать грешен… Сменить профессию? Я об этом не думал...
Но не будем опережать время. Так это происходит или иначе, каждому суждено узнать в свой Судный день.
Мытарства твои продолжаются, но душа твоя пока еще будет возвращаться назад, потому что ой как нелегко ей расстаться с этой грешной, но такой прекрасной земной жизнью. И может быть, как в старые добрые времена мы еще встретимся с тобой случайно, где-нибудь у "китайской стены", и взахлеб, час или два, будем говорить. О чем? Конечно, о ней, единственной и неповторимой.
Вспомним для начала одно из далеких торжеств, когда ты пришел на праздник во фраке.
Тогда ее величество Глупость давала очередной бал служителям Мельпомены. От количества номинаций голова шла кругом: "Четвертый в пятом ряду, в третий раз упавший со сцены!", "Первый в седьмом ряду, дважды вынутый из оркестровой ямы!" Овации, лобзания, шампанское и слезы умиления лились рекой. Счастливых номинантов долго отпаивали валерьянкой.
Чинно и благородно взяв слово и до конца выдержав политес, а затем, повернувшись спиной к залу и как бы уходя, ты галантно поклонился… Невозможно передать всю гамму оттенков и цветов, пробежавших по лицам сидящих в первых рядах. Ибо зал и галерка уже орали благим матом. Там, где во фраке предусмотрены фалды, красовалась большая и красивая задница. Культура всегда в России была на почетном месте.
Да что там говорить. В свое время известный советский режиссер, получая на Каннском фестивале Пальмовую ветвь, вышел на сцену в джинсах и с табличкой NO SMOKING, снятой в туалете. На смокинг в стране денег не нашлось...
А еще вспомнили бы совместные репетиции в клубе, венцом которых была победа в финале КВН над… Да, в общем это не так и важно. Там подкупило другое. В самый ответственный момент в заангажированном на все сто жюри нашелся голос, не погрешивший против истины. И читали мы вечером стихи в ресторане, и пили вино.
И Виктория была с нами.
А потом была агония. Театр тихо умирал. Разваливался Союз. Надо было как-то выживать и спасать семью. И пошел товарищ Сухов в народ. Со всем своим гаремом. А еще был "Мой город" — знаковая программа, выделявшаяся, как Александрийский столп, над чередой безликих портретов, дорогих сердцу "своеобразных отчетов" и награждений Доской почета, сдобренных рекламной "джинсой". Это не могло кончиться добром.
Мудрец, обучающий своему ремеслу, сказал как-то самонадеянному юноше: "Пока ты не лез на трибуну, о том, что ты глупец, знал только я. Теперь об этом узнают все". И приходилось брать новые бастионы. Свадьбы, корпоративы, юбилеи…
— Тамада Денисов!
— Я!
— Выйти из строя…
Не хочется обижать никого из этой славной когорты, но, честно сказать, это все же удел режиссеров зданий и худруков помещений, выскакивающих перед хмельными гостями в образе приснопамятной Сердючки, но не профессионалов высочайшей пробы.
А что прикажете делать, если опыт, талант и диплом лучшей театральной школы страны оказались никому не нужны? И там, где была сцена, теперь кидают шары и задумчиво курят кальян. А те, кто по статусу должен был защищать, отстаивать и бить в колокола, с маниакальной педантичностью оттачивают до блеска ритуалы награждения и высасывают из пальца очередную номинацию.
Как-то на занятиях по специальности у нас совершенно не шли этюды, все тихо валяли дурака, и профессор рассказал нам историю о том, как в детский дом приехала какая-то важная делегация. Всем детям по этому поводу подарили очень красивых кукол, а старых просто взяли и бросили в костер. Но когда они уехали, дети потушили огонь и начали доставать оттуда своих старых обгоревших кукол, лечить их, перевязывать им раны.
Взрослые мало чем отличаются от детей. У них игрушки другие.
Все чаще о себе стала напоминать болезнь. Но надо отдать тебе должное, не было нытья и смакования своих болячек. А когда становилось совсем худо, ты уходил к одному из немногих верных друзей, чтобы с русской простотой упиться в хлам, вдрызг, в лоскуты. И прохрипеть в пьяном угаре: "Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! Вы тугую не слушайте плеть…!"
Сердце отказывало. Но мозг работал, и в маленьком оазисе свободы, в самом "Центре Города", как цветы на могиле, появилась серия прекрасных очерков о Театре, о том сгоревшем в огне времени любимом и единственном детище, которому была посвящена жизнь.
Мы никогда не дружили семьями, не ходили в гости друг к другу. Практически не видели редких в последнее время работ, которые удавалось сделать и снять, хотя много о них говорили. Мы жили как бы в параллельных мирах.
Единственное, что у нас было, — нечастые встречи, когда никто уже не мог помешать нашему общению. Да профессия, которая выбрала нас.
Р.S. Встречая утро очередного дня, никак не мог предположить, что попаду на твой последний спектакль. Декорации, костюмы, зрители. Сдержанные монологи исполнителей. Много цветов. Все было красиво и достойно. Актеры играли честно, без надрыва, пили вино, а еще читали стихи:
И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у царских врат,
Причастный к Тайнам, — плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.
Сергей Полетаев
Комментарии (0)
Добавить комментарий